Автор
публикуемых ниже воспоминаний, написанных в форме писем, — моя бабушка
Анна Ильинична Воронцова-Дашкова (урожденная Чавчавадзе). Она родилась в
Тифлисе в 1891 году. Ее родители, Илья Давидович и Анна Александровна
(урожденная Вачнадзе), дали имя дочери в честь ее бабушки, светлейшей
княжны Анны Ильиничны Грузинской, внучки последнего грузинского царя
Георгия ХII. В 1854 году после набега Шамиля на имение Цинандали Анна
Ильинична и ее сестра Варвара (в замужестве Орбелиани) были взяты
заложницами и увезены в горный аул. Во время похищения погибла ее
новорожденная дочь Лидия. Эта трагедия оказалась лишь началом страданий и
унижений в плену. Впоследствии она всячески уклонялась от рассказов о
жизни в ауле, даже когда ее расспрашивал французский писатель Александр
Дюма. Но в конечном итоге Анне Ильиничне удалось вернуться на родину,
участь, которой была лишена ее внучка примерно шестьдесят пять лет
спустя.
От
первого мужа, Осико Мамацашвили, у Анны Ильиничны (младшeй) родились
две дочери, Марина и Вера. После развода в 1916 году она стала женой
Александра Илларионовича Воронцова-Дашкова. Этим браком она вошла в
семью, игравшую на протяжении двух веков значительную роль в бурных
исторических событиях на Кавказе. Ее свекровь, Елизавета Андреевна, была
внучкой Михаила Семеновича Воронцова, генерал-губернатора Новороссии и
наместника на Кавказе. Герой Бородинского сражения, он позднее сражался с
Шамилем и всю жизнь посвятил службе своей стране. Ее свекор, Илларион
Иванович, еще молодым человеком был прикомандирован к главнокомандующему
Кавказской армией. Впоследствии он был назначен министром
Императорского Двора и наместника на Кавказе. Илларион Иванович умер в
1916 году, незадолго до свадьбы его младшего сына с Анной Ильиничной.
Осенью
1918 года, в то время как ее муж сражался в рядах Добровольческой
армии, бабушка жила с детьми на своей даче в Ессентуках, а потом,
спасаясь от преследований большевиков, скрывалась на соседних дачах. В
декабре того же года в ужасных условиях, среди арестов, обысков и
расстрелов, у нее родился старший сын Илларион, мой отец. Вряд ли думала
она в тот момент, когда писала письма матери, что составляет детям и
внукам хронику последних дней утраченного мира. С Кавказа они бежали в
Крым (в Алупку), а оттуда в Константинополь. На короткий срок им удалось
вновь вернуться в Грузию, но вскоре они были эвакуированы, на сей раз
уже в безвозвратную эмиграцию. Как и многие другие представители «первой
волны» русской эмиграции, они жили во Франции и в Германии. В 1922 году
в Висбадене у бабушки родился младший сын, Александр.
На
Западе семья жила надеждами на скорое возвращение домой. Но мечты
бабушки не сбылись. В 1941 году она скончалась в нищете в Берлине и была
похоронена рядом с мужем на русском кладбище в Тегеле. Ее дети
разъехались по всему миру. Дочери отправились в Аргентину, Бразилию и
США. Младший сын пошел служить в Иностранный легион, воевал в Северной
Африке и в Индокитае, где и погиб в 1952 году. Папа уехал в Калифорнию и
уже не думал о возможной жизни на родине, хотя часто вспоминал о своем
детстве в русском Париже. Без формального образования, без специальности
и без языка ему пришлось трудиться над устройством новой жизни в
дальней стране...
Дети
Анны Ильиничны настаивали на том, чтобы ее внуки и внучки не забывали
русский язык. Нас посылали в приходские школы, и мы учились по букварям с
купюрами, где некогда были изображены Ленин, Сталин и красные знамена
веселых комсомольцев. Нам читали вслух, а по вечерам мы занимались
русским языком и литературой, Законом Божьим и историей. Героями моего
детства были былинные богатыри и князья из летописей, а не Пугачевы и
Павлики Морозовы. Я считал себя русским, но никогда не был в России и не
думал ехать в ту страну, где когда-то семью вели на расстрел.
Уже
в годы перестройки я впервые попал в Россию, и меня возили как
американского туриста (с бабушкиными интонациями) смотреть семейные
святыни. Наконец мне пришлось совместить несовместимое: любовь и
уважение родителей к прошлому России — и безжалостную свирепость,
направленную против памяти моей семьи. Я увидел церкви, построенные моей
семьей, оскверненными, превращенными в гаражи. Там, под грузовиками и
ржавыми двигателями, под залитым машинным маслом полом, лежали мои
забытые предки — канцлеры, сенаторы и фельдмаршалы. Мне показывали
пустые разграбленные могилы и возили в дом моего прадеда на Английской
набережной, куда меня не пустили новые «хозяева». В архивах под строгим
надзором я рассматривал личные вещи бабушки и дедушки, а в Историческом
музее мне разрешили сфотографировать семейный портрет — всего лишь за
сто долларов!
Я
понял, что изгнание семьи оказалось моим спасением от всех ужасов и
бедствий, присущих русской истории двадцатого века. Тетя Вера
(Мамацешвили) незадолго до своей смерти в 2001 году прислала мне письма и
воспоминания матери, надеясь, что мне со временем удастся обнародовать
их. Она знала, что я занимаюсь историей семьи и что в 1999 году в Париже
вышли на французском языке подготовленные мною воспоминания княгини
Дашковой. Просматривая пожелтевшие страницы писем, я думал о том, как
бабушка хранила их вместе с потертой и тусклой фотографией. На этой
фотографии — вся семья, собравшаяся в последний раз на ступеньках дачи в
Ессентуках. Это было накануне того исторического момента, когда
жестокий ветер красного террора рассеял их по всему белому свету.
Бабушке не удалось вновь увидеть свою родину, и это, наверное, к
лучшему. Не нашла бы она там своего угасшего прошлого, не
заинтересовались бы ее рассказами. Но есть надежда, что наконец она
сможет вернуться домой, хотя бы путем своих воспоминаний.
Александр Илларионович Воронцов-Дашков, профессор русского языка и литературы. Смит-Колледж. Массачусетс. США |
Комментариев нет:
Отправить комментарий