ღმერთკაცობის ანტიკური იდეა და თვითმკვლელობა

http://www.pws-conf.ru/nauchnaya/lss-2007/356-filosofskie-modeli-i-koncepcii-razvitiya-sovremennogo-obschestva/7913-antichnaya-ideya-chelovekoboga-kak-predposylka-samoubiystva-u-shekspira.html


Зелезинская Н. С.
Минский государственный лингвистический университет (г Минск)

АНТИЧНАЯ ИДЕЯ ЧЕЛОВЕКОБОГА КАК ПРЕДПОСЫЛКА САМОУБИЙСТВА У ШЕКСПИРА

Есть у них и царь, который хотел умереть для того, чтобы его почитали равным Богу.
Св. Иоанн Златоуст. «Беседы на Деяния Апостольские»
Стремление человека стать равным богу существует столько же, сколько существует сам человек. В эпоху Возрождения она достигла своего расцвета, проявившись в идеологии, философии и литературе. Однако зародилась она еще в античности, тогда же обнаружилась и неразрывная связь концепции человекобога с самоубийством. Яркой иллюстрацией является греческий философ Эмпедокл - как его философия, так и собственный пример. Мы обратимся к его примеру, пользуясь жизнеописанием Диогена Лаэртского.
Путешествуя в качестве врача, Эмпедокл требовал, чтобы ему воздавали божеские почести, которые суеверный народ и воздавал ему ввиду совершаемых им чудесных исцелений и пророчеств. Для подтверждения своей божественности, как говорит предание, он ринулся в кратер Этны. [1, с. 70] Главное, что должно привлечь наше внимание, - это безусловное утверждение необходимости, «законности» самоуничтожения Эмпедокла именно в силу того, что он заявил претензию на божественность. Человек, ставший богом, кончает с собой, подтверждая тем самым своё человекобожие. Мнения о причине взаимной обусловленности самоубийства и «божественности» в связи со случаем Эмпедолкла расходятся, но «ещё никому не пришло в голову оспаривать необходимость связи между ними» [2, с. 31]. Человекобог есть в конце концов самоубийца.
И смерть, и жизнь Эмпедокла нетрудно основать на одном философском фундаменте. В ее основе лежит тезис о тождественности мудрости и божественности, истины и блага. О божественности, доставляемой душе знанием, свидетельствовали Платон в «Федоне» (душа мудреца «уходит в подобное ей самой безвидное место, божественное, бессмертное, разумное и <...> впредь навеки поселяется среди богов») [3; с. 81] и Сенека в «Письмах Луцилию» («что делает человека мудрым? То же, что бога - богом») [4, с. 19]. Те. существует некоторый объем знаемого, который позволяет совершить качественный бросок из здешнего в иное, оттолкнуться от земли и проникнуть в тайну. Какое именно знание сделало Эмпедокла божественно мудрым, наделив и особенными возможностями, и особыми правами, в том числе правом убить себя? Философ видел Вселенную, то раздираемую силой Ненависти на отдельные элементы, то сводимую Любовью в единое целое, т. н. совершенный Сфайрос. Жизнь и смерть в этой пульсирующей вселенной не соответствуют человеческим понятиям о бытии и небытии, так как из того, чего нигде нет, не может возникнуть ничто. Поэтому нет никакого таинства в рождении и смерти. Жизнь -это случайное сцепление частиц огня, воздуха, воды и земли; смерть - это распадение, растворение организма в природе, из которой затем «родится» новое существо.
Космос и составляющие его формы также не возникают из ничего; они творятся из всегда наличных элементов и разрешаются в них же под действием двух сил - позитивной Любви и негативной Ненависти, первая из которых действует в направлении Хаос - Космос - Сфайрос, а вторая в направлении Сфайрос - Космос - Хаос. Душа, испытавшая тягу к божественному, хочет успокоиться в безразличной неподвижности Любви, то есть хочет, вопреки естественной эволюции Космоса, «прыгнуть» в Сфайрос и раствориться в нём. Таким образом, смерть для Космоса может пониматься как жизнь для Сфай-роса, которая достигается отталкиванием от собственного тела. Стремясь же к абсолюту без всякого изъяна (у Эмпедокла это Сфайрос), человек, по логике вещей, обязан избавиться от него.
Но такой акт представляется возможным лишь тогда, когда человек ясно осознаёт, что в его силах преодолеть наличную онтологию, с помощью высшего знания самостоятельно деформировать её и перенестись в другое бытие. Именно это знание даёт главное право - право распоряжаться своей жизнью: знать - значит владеть. У мудреца, равного богам, есть и возможность осуществить это право, то есть выйти из пульсирующего Космоса, из вражды Ненависти и Любви в спокойную самодостаточность Сфайроса.
Тело могло также рассматриваться Эмпедоклом прямо как зло, поскольку оно связывает душу, принадлежа целиком к миру-злу, миру-раздору. Эмпедокл считал, что пространство вокруг нас полно зла. Освободившись от тела, душа входит в Сфайрос Любви. Более того, Ненависть уничтожается с уничтожением тела - органа ее познания. Значит, можно говорить не только о личном, но и о вселенском значении добровольной смерти Эмпедокла. Человек выступает как бог-демиург, как гарант космической гармонии. Человек может не просто уйти из мира, но преобразить его.
Пример Эмпедокла показывает всякому желающему, как можно распорядиться собой, дабы стать при этом не только земным пеплом, но и небесным божеством. Цицерон утверждал, что прочитавший об Эмпедокле может быть признан «уже не человеком, но богом» [1; с. 27]. У Эмпедокла были и последователи, например, киник Перегрин, Ницше и герой Достоевского Кириллов. Но многие принимали его историю за сказочный рассказ или высмеивали, как Лукиан в «Разговорах в царстве мертвых» или Диоген в «Насмешливых стихах». Мыслитель Возрождения Лоренцо Валла критикует «божественность» античной мудрости, подчёркивая, что она есть прежде всего путь к смятению души и к смерти, ярчайшим примером чего является Аристотель. Воспринимаем ли мы философию Эмпедокла позитивно или негативно, не вызывает сомнений ее огромное влияние на идеологию Возрождения. Мы считаем, что именно в идее Эмпедокла коренится концепция человекобога, одна из основных составляющих эпохи Возрождения.
В эпоху Возрождения человек строит свою жизнь и свой мир самостоятельно, получает право мыслить и чувствовать непохоже на других и подчеркивать крайние проявления своих чувств, желаний и амбиций. Говоря словами Шекспировского героя, «Но величье жизни - В любви.  И доказать берусь я миру,  Что никогда никто так не любил, Как любим мы» [5, I, 1]. Однако у гуманистического прославления величия человека была и оборотная сторона. По словам А. Аникста, ею «оказывается честолюбие. Из силы возвышающей индивидуализм превращается в губительное начало» [6, с. 523]. Не случайно П. А. Флоренский оценивал ренессансную культуру как греховный соблазн и «впадение в прелесть» натуралистических образов, лишенных онтологической укорененности [4, с. 259].
Именно в эпоху Возрождения апогеем возвышения человека стала его попытка уподобиться Богу во всех его способностях: «Душе недостаточно будет соперничать с Богом в тех чудесных действиях, о которых мы сказали, если не станет она также богом», декларировал Фичино [7, с. 144-145]. Гуманисты Возрождения стремились доказать божественную природу человека. Уже аверрои-сты Оксфорда и Парижа в 13 веке признавали вечность мира и его совечность богу, отрицали факт божественного творения, а человеческий род и разум возводили вечным как мир. Последователи Петрарки, гуманисты конца XIii - начала XV веков, приняли его позицию рассматривать человека как центральную фигуру мироздания в его связи с природой и богом, царем Вселенной. Для Леона Батиста Альберти, как и для других гуманистов, человек ощущает себя в мире «как бы счастливым смертным богом» [7, с. 355]. Другой гуманист, Валла, пишет: «А также он пытается быть как Бог, всюду и всегда пытается быть как Бог» (356). И дальше: «Бог нас обещал сделать богами рядом с собой» [7, с. 356].
Но если человек - это бог в жизни, он должен быть богом и в смерти. Как известно, смерть есть неизменная характеристика человека. Следовательно, прежде всего в смерти человек не свободен. Налицо противоречие: человек свободен (и именно этот постулат открыло для себя Возрождение) и человек смертен. Как возможно быть (или стать) индивидуально свободным, оставаясь смертным? Не есть ли самоубийство самый радикальный метод «присвоения» смерти, способ ее индивидуализации? Не эту ли идею выражают герои Шекспира: «Брут лишь самим собою побежден. // Никто его убийством не прославлен» [8, V, 5]. Антоний о Клеопатре: «Ведь, смерть избрав, врагу она сказала: // «Я лишь самой собой побеждена!» [5, IV, 1]. Следует отметить, что самоубийцами у Шекспира в основном выступают герои, наделенные такими характеристиками, как сильный, смелый, доблестный, достойный. Именно в такой ипостаси предстают перед читателем Брут, Кассий, Антоний, Энобарб, Отелло и другие. Этих героев без сомнений можно причислить к категории смертных богов, титанов, о которых так много говорилось в эпоху Возрождения.
У Шекспира мы не раз встречаем прямое указание на преемственность античного концепта суицида, так называемую «high roman fashion». Классическим примером самоубийства по высоким римским стандартам можно назвать смерть Брута, Кассия и Титиния в трагедии «Юлий Цезарь». На протяжении всей трагедии все они, и особенно Брут, вызывают только позитивные чувства и высокие оценки: «Брут благороден, мудр, и храбр и честен» [8, III, 1]. Образ Брута совпадает с образом римлянина в классическом понимании, что постоянно подчеркивает автор. Его действия подчинены интересам Родины, он склонен к взвешенным решениям, но, приняв их, уже не сомневается. Для него Рим превыше дружбы, в чем мы удостоверяемся из его размолвки с Кассием [8, IV, 2], и любви - Брут не дает горю по поводу смерти жены сломить себя и забыть о деле: «О ней ни слова больше» [8, IV, 3]. Брут убивает себя в ситуации, одинаково тупиковой и для римлянина, и для человека Возрождения: «Врагами загнаны мы к волчьей яме.  И лучше прыгнуть нам в нее самим,  Чем ждать, пока столкнут» [8, IV, 5]. Несомненно, Шекспир оправдывает выбор героя. Невинная и добродетельная, в горе Лукреция Шекспира приобретает также такие черты, как гордость и храбрость, выражая свою решимость вполне в духе римских аристократов и ренессансных титанов: «Сама я властна над своей судьбой!  Не в силах жить под гнетом оскорбленья». Идея цельности натуры находится в трагедии на одном из значимых мест. Антоний «discovers sovereignty in a suicidal thought» [5, V, 5] обретает цельность физического Я и духовного Я.
Предпосылки самоубийства заключаются также в ренессансном восприятии смерти, разрыве со средневековыми ценностями, восстановленном авторитете античных мыслителей Сенеки, Плиния, Гомера, Гиппократа, Лукиана, Эпикура с их апологиями добровольной смерти, открытиями медицины, религиозными войнами, «кризисе набожности».
Литература

1. Диоген Лаэртский. Фрагменты! античных философов.
2. Аванесов, С. С. Введение в философскую суицидологию  С. С. Аване-сов. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. - 124с.
   Платон. Федон. Сочинения в 3-х томах. Том 2. - М.: Мыюль, 1970. -С. 13-94.
3. Сенека Луций Аней. Нравственные письма к Луцилию. Суицидология: прошлое и настоящее. Проблема самоубийства в трудах философов, социологов, психотерапевтов и в художественных текстах. М.: Когито-Центр, 2001.- (569с. ) - С. 28-46.
   Шекспир, В. Антоний и Клеопатра  В. Шекспир. - М.: Искусство, 1960. -Полное собр. соч. в 8 т. - Т. 7. - С. 101-257.
4. Аникст, А. Шекспир. Ремесло драматурга  А. Аникст. - М.: Советский писатель, 1974. - 608 с.
5. Ревякина, Н. В. Человек в гуманизме итальянского Возрождения  Н. В. Ревякина. - Иваново: Ивановский гос. ун-т, 2000. - 323 с
6. Шекспир, В. Юлий Цезарь  В. Шекспир. - Полное собр. соч. в 8 т. - Т. 5. -М.: Искусство, 1960., С. 219-324.