ავანგარდის ხელოვნება და რელიგიური ცნობიერება

 http://imperium.lenin.ru/LUZHIN/desert/ktexts/Epshtein1.html

М.Эпштейн. Из статьи "Искусство авангарда и религиозное сознание."
                                             НОВЫЙ МИР, 1989, #12.

 

  Антиискусство -
  жест юродивого   Авангард часто характеризуется как область саморазрушения
                   искусства, отрицания художественности. Наш официальный кри-
                   тик авангарда пишет:"Авангардистские творения не выдержива-
ют критериев не только великого искусства, но и искусства вообще. Поэтому их
невозможно анализировать с искусствоведческой точки зрения(нельзя применять
методы искусствоведческого анализа к тому, что по природе своей перестало быть
искусством)..."(1) Но если авангард, как принято про него говорить, представ-
ляет собой антиискусство, то следует задуматься: какая же сила вытесняет ис-
кусство из его собственной сферы и занимает его место? Определение "антиискус-
ство" требует второго, содержательного определения этого же феномена - как со-
циального, религиозного или какого-либо другого.
    Разрушение разрушению рознь. Сопоставим два события, происшедших примерно
в одно время и имеющих общую предметную основу. В 1917 году Марсель Дюшан по-
пытался выставить на нью-йоркской выставке в качестве художественного объекта
обыкновенный писсуар под названием "Фонтан"(в чем ему было в конце концов от-
казано). В 1919 году в Петербурге состоялся съезд "деревенской бедноты", деле-
гаты которого были размещены в Зимнем дворце. Вот что вспоминает об этом
М.Горький: "Когда съезд кончился и эти люди уехали, то оказалось, что они не
только все ванны дворца, но и огромное количество ценнейших севрских, саксон-
ских и восточных ваз загадили, употребляя их в качестве ночных горшков. Это
было сделано не по силе нужды, - уборные дворца оказались в порядке, водопро-
вод действовал. Нет, это хулиганство было выражением желания испортить, опоро-
чить красивые вещи".
    В одном случае писсуар выставляется как художественный объект. В другом
случае художественный объект используется как писсуар. Очевидно, что между
_разрушением_ искусства и _созданием_ антиискусства есть принципиальная раз-
ница, такая же, как между жестом насильника и жестом юродивого. Употребление
севрских ваз в качестве ночных горшков - акт чистейшего нигилизма, имеющий со-
циальную природу: отношение темных, невежественных масс к созданиям "аристо-
кратического" искусства. Иное дело - художник, "кощунственно" передвигающий
границы своего искусства в область низкого, безобразного. Искусство тем самым
сбрасывает себя с возвышенного постамента, добровольно унижает себя, вызывая
скандальную реакцию(вместо привычного пиетета и благоговения).
    "Жизнь юродивого... - пишет исследователь древнерусской культуры А.М.Пан-
ченко, - это сознательное отрицание красоты, опровержение общепринятого идеала
прекрасного, точнее говоря, перестановка этого идеала с ног на голову и возве-
дение безобразного в степень эстетически положительного"(2).Но ведь это и вме-
няется в вину авангарду его критикой с позиции "хорошего вкуса" и "возвышенных
идеалов"(образцы которой можно найти и у марксистских, и у ортодоксально-рели-
гиозных авторов). Авангард - это юродствующее искусство, сознательно идущее на
унижение, на уродование своего эстетического лика вплоть до того, что место
скульптуры на выставке занимает писсуар, а место прекрасных и осмысленных соз-
вучий - убогое, кривляющееся "дыр бул щил убещур". Очевидно, что такое юродст-
во - феномен антиэстетический, позитивно же его можно определить как феномен
религиозный. А.М.Панченко полагает что "безобразие юродства также возможно
лишь потому, что эстетический момент поглощен этикой. Это возвращение к ранне-
христианским идеалам, согласно которым плотская красота от дьявола... В юрод-
стве словно застыла та эпоха, когда христианство и изящные искусства были ан-
тагонистическими категориями"(2). В этом контексте проясняется смысл авангарда
как религиозного отрицания искусства средствами самого искусства. Искусство
впадает в убожество.
    Конечно, авангард может не ставить себе сознательно этой религиозной цели,
поскольку остается все-таки искусством, и лишь в том жесте, каким он снимает
с себя все эстетические определения, обнаруживается его сверхъэстетическая
природа. Религиозное привходит сюда не как цель самоутверждения, а как момент
самоотрицания, поэтому авангард не ставит себе задач религиозной проповеди.
Это не священник, поучающий с амвона, а именно юродивый, валяющийся в грязи.
Очень важен здесь акт _само_уничтожения, благодаря которому антиискусство все-
таки остается искусством, хотя и включает упраздняющий его религиозный момент.
Ведь это упразднение совершается в его собственной сфере, тогда как социальное
насилие, приходящее извне, упраздняет самое сферу искусства. _Самоуничижение_
искусства - это акт религиозный, придающий самому искусству новые, парадок-
сальные свойства антиискусства.
    В самом типе поведения авангардного художника обнажен этот разрав с при-
вычками и условностями общественной среды. "Чистые" и "святые" понятия подвер-
гаются глумлению. Художник осыпает публику плевками и бранью, чтобы вызвать ее
ответное возмущение и насмешки. "...Он постоянно провоцирует зрителей, прямо-
таки вынуждает их бить его, швыряя в них каменьями, грязью и нечистотами, оп-
левывая их, оскорбляя чувство благопристойности"(2).Эта характеристика, данная
юродивому, вполне может быть отнесена и к скандальным формам поведения русских
и итальянских футуристов, французских дадаистов и сюрреалистов. Скандал - оп-
рокидывание устоявшихся общественных норм, обнажение более глубокой парадокса-
льной системы ценностей, где высокое принимает обличие низкого. По сути, скан-
далом - в рамках законнического иудейского миропонимания - было поведение Хри-
ста: тот, кто объявил себя Сыном Божьим, явился в облике нищего странника и
водил дружбу с мытарями, рыбаками, блудницами. Сам феномен юродства основан на
этом изначальном парадоксе христианской религиозности, и искусство авангарда
вновь возрождает во всей остроте кризисное переживание эстетических, моральных
ценностей, которые отбрасываются перед Сверхценностью чего-то нелепого, немыс-
лимого.
    Это не отрицание веры, но отрицание верой. Даже богохульство, порой исхо-
дящее из авангардистской среды, может найти паральлель в поступках юродивых.
Так, "Василий Блаженный на глазах потрясенных богомольцев разбил камнем образ
Божией Матери на Варварских воротах, который исстари считался чудотворным.
Оказалось, что на доске под святым изображением был нарисован черт". Многое в
богоборческих элементах авангардистского сознания можно было бы объяснить соз-
нательной или бессознательной борьбой с идолопоклонством. Даже такие эпатирую-
щие заявления у раннего Маяковского:"Я думал - ты всесильный божище, а ты не-
доучка, крохотный божик... Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою отсюда до Аляс-
ки!.." - никак нельзя отнести по ведомству "научного атеизма": во-первых, по-
тому, что борьба с Богом предполагает признание его живым(вспомним борьбу Иа-
кова с таинственным незнакомцем), во-вторых, потому, что герой обнаруживает
свою причастность к смыслу веры через принесение себя в жертву: "...я - где
боль, везде: на каждой капле слезовой течи распял себя на кресте".
    Следует различать нигилистическое отрицание, уничтожающее смысл веры, и
"протестантское" отрицание, очищающее этот смысл. Авангардизм ближе ко второ-
му. Как бы ни выглядел надменно и повелительно художник-авангардист, в нем
ощущается уязвимость добровольно приносимой жертвы. Он грубит аудитории, что-
бы унизить себя перед ней: "Это взвело на Голгофы аудиторий Петрограда, Моск-
вы, Одессы, Киева, и не было ни одного, который не кричал бы: "Распни, распни
его!""
    Авангард тяготеет подчас и к отрицательным формам выражения: косноязычию,
зауми, а в пределе - и вовсе к молчанию, к освобождению от знаковости. В этом
публике, воспитанной на традиционных образцах звучной, изящной, эстетически
оформленной речи, мерещилось кощунство. Но в футуристической зауми, снимающей
все обязательства поэзии перед общепонятностью и требующей "чтить _права_ поэ-
тов... на непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку"(манифест"По-
щечина общественному вкусу"), опять-таки угадываются некоторые черты религи-
озного обращения с языком. "Отчуждая себя от общества, юродивый и язык свой
отчуждает от общеупотребительного языка"(2). "Дыр бул щил убещур" Алексея Кру-
ченых или "гзи-гзи-гзэо" Велимира Хлебникова родственны такому явлению, как
"глоссолалия, косноязычное бормотание, понятное только юродивому, те "словеса
мутна", которые произносил Андрей Цареградский"(2). Косноязычие есть способ
выразить невыразимость невыразимого - вещи, не поддающиеся языку, ускользающие
от наименования. Авангард - это художественное освоение именно тех областей
бытия, которые незримы, неосязаемы, неизрекаемы, но специфика искусства в том
и состоит, что сама неизрекаемость должна быть изречена(а не укрыта во мраке).
Этот парадокс содержания, отрицаемого собственной формой, и сближает авангард
с юродством.